![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Бумажные кулы (9)
БУМАЖНЫЕ КУКЛЫ, часть 9.
Начало здесь: Бумажные куклы Начало
Напоминаю о том, что это произведение было написано в 90-е годы, и некоторые мысли автора с тех пор изменились; текст публикуется без правок и корректуры.
В начале лета, я решил сводить Альберта Галимова к моему старинному другу Чуке Гекову, живущему в центральногородских трущобах, но того, к сожалению не оказалось дома и мы, несолоно хлебавши, отправились в родные новостроечные пенаты.
Гекова дома застать мне удалось лишь через месяц и то совершенно случайно: я поймал его на выходе, готовым отправиться на экскурсию по пивным. Но, раз уж я пришёл и не один, а с бутылкой, его путешествие было отложено на неопределённый срок. И, найдя во мне благодарного слушателя и летописца, благообразный старик пустился в философствования о белой горячке и о том, что она из себя представляет.
- Ты вот, как и все учёные твои, тоже наверно думаешь, что белая горячка болезнь, ан нет тут вы все вы и ошибаетесь. Это и не болезнь вовсе, а просто проламывается стена меж мирами, нашим и потусторонним или параллельным, как нынче говорить в моде, как хошь, так и называй. И стену-то эту прорвать можно только в глубоком похмелье, иначе никак она не дастся. Тут бы учёным-добровольцам всерьёз за это взяться бы надо, а то вишь, спутники в космос запускают, радиограммы звёздам шлют, а что под самым их боком творится и не видят. И контакты-то эти все на самотёк пущены сидят простые похмельные бедолаги и трясутся от страха при виде чудищ всяких да чертей. Вот и взялся бы какой-нибудь учёный, вооружённый знаниями лакать водку неделю без просыпу, а потом не похмеляться, а сидеть и ждать, глядишь дело бы вышло, контакт бы установили! А ты что смеёшься? Всё бы тебе балагурить, а я дело говорю. Всякая чертовщина вокруг нас толчётся, а её кроме бедолаг похмельных никто почитай и не видит вовсе. Вот я тебе про это самое, пока водка ещё в бутылке не усохла растолкую. А уж потом хошь пиши об этом, хошь нет, дело твоё.
Был у меня дружок Васька, бухал он как-то недели две без роздыху. Ну и вот, в последний-то день, когда запасы горькой дома усохли, поплёлся он в магазин, купил родимую, домой вернулся. Поставил её перед собой, огурчик солёный из банки вынул, порезал. Хоть и било его похмелье, а всё ж не торопился, порядок во всём любил. И только примерился из бутылки в стакан плеснуть, откуда ни возьмись, белый шар появился и над столом-то ровнёхонько завис и говорит:
- Пей!
- А я что собираюсь делать? - спокойно ему Васька отвечает не удивился даже откуда, мол, шару-то по человечьи говорящему здесь взяться: не до того было: похмельного, ежели, у него водка-то есть, ничем не удивишь.
Ну, налил он себе сколь положено, выпил, огурчиком закусил, а шар ему говорит:
- Пей ешё!
- А что ж и выпью!
Налил, выпил, закусил. А шар ему снова:
- Ещё пей!
Смотрит Васька, в бутылке-то совсем мало осталось, тут он и взъярился:
- Ах ты, гнида белая, чем же я потом опохмеляться буду? Пошёл ты на хуй!
Ну, шар-то и улетел. Я так думаю: шар этот эксперимент проводил на тему, как люди водку пьют, а потом, может, к следующему забулдыге полетел. А года два назад, с тем же Васькой, другая история приключилась. Пошёл он опохмеляться в рюмочную, выпил стопятьдесят и сразу на улицу, даже до желудка у него ещё дойти не успело и видит: чертенята по деревьям лазают, возятся, шебуршатся там чего-то, кричат. Васька схватил палку и давай по ближайшему дереву колотить, прогнать их, вишь, хотел. А те завопили сразу:
- Он пьяный, он пьяный, нас не поймёт!
И ускакали, как и не было их вовсе. А так если бы он не выпимши был ещё, глядишь и контакт какой-никакой с ними установил. Не любят они с пьяными связываться. Или помочь им чем надо было?
Ну и последнюю историю послушай, это уже с другим произошло, охранником где-то он служил. Пришёл на службу с глубокой похмелюги и на пост сразу, за цельный день так и не принял ничего, чаем отпаивался. Но чай-то от этого разве ж поможет? А к вечеру, когда ворота уже закрыли, бутылку ему ребята принесли, он сразу за телефон, дружку звонить принялся: не любил, вишь, один-то пить, не то что Васька. Ну, друг обещался вскоре притти. Он двери на запор, бутылку под топчан, сам сверху прилёг, собутыльника ждёт. И тут толпа махоньких человечков, не больше десяти сантиметров ростом, набежала. Одеты не поймёшь как, и у каждого дубинки навроде милицейских, тоже, конечно, махонькие. И давай они, человечки эти самые, сторожа дубинками по ногам колотить. Он их от себя отшвыривает, а они снова налетают и злющие, как собаки бешеные. Он от них и так и этак, толку никакого, человечки ещё больше злятся и кричат не по нашему. Шум ужасный, в общем, стоял. А как друг его-то пришёл, в дверь постучал, человечки-то и сгинули.
- Что долго не открывал, спишь? - друг спрашивает.
- Какое там!
И рассказал, как дело было, что с ним произошло.
- Короче выпить надо! - сказал гость и за бутылкой полез, знал, куда сторож её, родимую, прячет обычно.
- Что ты, что ты какой мне пить! - и аж руками от страха замахал, - Выпью, так они, сволочи, снова прибегут! Задирает штанины и показывает голени, а на них синяки мелкие-мелкие. Два месяца после этого не пил, всё человечков этих самых увидеть боялся. А человечки-то, наверняка, хотели его от пьянки отучить, вот и добились своего. А ты говоришь болезнь. Не болезнь это вовсе, а контакт. Откуда по твоему сказки про эльфов да троллей всяких пошли? Вот то-то и оно-то! Не в космос летать надо, а здесь, на Земле, контакт устанавливать. Аппарат там какой-нибудь изобрести, чтобы эту нечисть фотографировать, да пить нескольким учёным недельки две-три без просыпу, глядишь толк-то и будет.
Такая вот чукагековская философия. Древние говорили: "Удивление - начало философии". До недавнего времени я был с этим согласен, пока не услышал утверждение моего семилетнего сына:
- Деда Мороза никакого нет!
Я немного расстерялся: откуда могло прийти к нему это знание? И потому задержался с ответом, а он продолжил:
- И домов нет. Ничего нет.
Не найдя ничего лучшего, я спросил:
- Совсем ничего? А я есть?
- И тебя нет.
Мне стало интересно:
- А ты есть?
- И меня нет. У меня нет ни рук, ни головы, ни ног. Только тело и это ему всё кажется. Ничего нет.
Как вам такие детские размышления? Прямо представления древних индийцев о майе. Несколько позже я выяснил: это Миша придумал от скуки - не найдя лучшего занятия принялся размышлять. Скука - вот что лежит в начале философии.
А вот вам один из примеров моего личного восприятия мира.
По вечерам городские звуки, подчиняясь неведомому инстинкту, собираются в стаи и улетают в небо, редко кто из них остаётся на ночь в одеяле земного притяжения. Они летят ввысь к далёким светилам, леденеют в вечном космическом холоде, становятся хрупкими и, достигнув луны и звёзд, разбиваются о них, падают на землю мелким крошевом. А по утрам рождаются новые звуки: звуки шагов и мётел дворников, сметающих останки вчерашних звуков и мусор в кучи; под лучами раннего солнца льдинки тех звуков оттаивают и разлетаются по своим местам. Иногда они путаются местами и тогда можно услышать в автомобильном шуме рычание злой собаки или в топоте солдатских сапогов по плацу цоканье острых женских каблучков... А может быть это вовсе не инстинкт, а мечта о прекрасном вечерами уводит их в недосягаемые дальние дали, ведь не все же из них улетают...
Мы все смотримся в зеркала. И зеркала эти - другие люди - очень редко отображают нас такими, какими мы себе кажемся или хотим казаться. Мы красуемся перед этими зеркалами, расправляем павлиньи перья, бьём себя по обезьяньи кулаками в грудь, вызывая соперника на бой; в своём внутреннем зеркале отражаем себя сильными и красивыми, богоравными существами. И всегда избегаем зеркал, кажущихся нам кривыми, не поддерживаем с ними боле никаких отношений или же мстим им за что-то, забывая о пословице: "Нечего пенять на зеркало, коли рожа крива". А в итоге кривыми-то получаются как раз наши с вами, извините за выражение, рожи, скорченные неудачно. Вместо того, чтобы обратить внимание внутрь, мы выглядываем наружу и удивляемся: "Я же такой пригожий, я прав, почему они этого не видят, не понимают моей хорошести?". Все диалоги, диспуты на тему "Why is why в этой жизни" обречены на провал: каждый человек - замкнутая система, вещь в себе со своим собственным восприятием мира. Мы можем разрушить представления других о жизни, кажущиеся нам неправильными с точки зрения высоты нашей собственной колокольни, но никто никогда из спорщиков (я имею в виду ярых спорщиков-обывателей) не задумывался: а что же потом произойдёт с личностью, у которой порушены жизненные критерии, установки; победители уходят с этих пепелищ с торжествующе поднятыми знамёнами, а побеждённые... Каждому своё: триумфаторам - упивание собственной значимостью и величием, другим - горечь и уныние на развалинах внутреннего мира... Но есть и хрустальные чистые зеркала - дети, юные души, не засоренные грязью, так называемого, правильного взрослого мира, и женщины, не играющие по правилам жестокого мужского мира, не приемлющие приоритетов "золотого тельца", провозглашённого кумиром современного мира, не принимающие внешней привлекательности материального достатка, застилающего горизонты духовного мира. Когда-то давно знакомые называли меня дамским угодником. Они это осуждали, а я - жил как жил и сейчас пытаюсь жить в ладах со своей совестью, по своим собственным критериям правильности и неправильности. Сейчас, на пороге третьего тысячелетия, я решил собрать в этой книге свои мысли о мире, о месте человека в нём, будь то мужчина или женщина. Я наделал бумажных кукол, сначала думал для забавы, но пришло время юмору уступить место серьёзности и игры закончились, по крайней мере на время, меняю на куклах шутовские костюмы арлекинов на одежды гамлетов; с Автора же, самой главной Бумажной Куклы сниму последние оставшиеся на нём одежды и он предстанет перед вами голым и беззащитным, даст волю своим чувствам (этого я от него не ожидал!). В этой книге последнюю точку надеюсь поставить 31 декабря 1999 года и больше над ней не работать.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Начало здесь: Бумажные куклы Начало
Напоминаю о том, что это произведение было написано в 90-е годы, и некоторые мысли автора с тех пор изменились; текст публикуется без правок и корректуры.
В начале лета, я решил сводить Альберта Галимова к моему старинному другу Чуке Гекову, живущему в центральногородских трущобах, но того, к сожалению не оказалось дома и мы, несолоно хлебавши, отправились в родные новостроечные пенаты.
Гекова дома застать мне удалось лишь через месяц и то совершенно случайно: я поймал его на выходе, готовым отправиться на экскурсию по пивным. Но, раз уж я пришёл и не один, а с бутылкой, его путешествие было отложено на неопределённый срок. И, найдя во мне благодарного слушателя и летописца, благообразный старик пустился в философствования о белой горячке и о том, что она из себя представляет.
- Ты вот, как и все учёные твои, тоже наверно думаешь, что белая горячка болезнь, ан нет тут вы все вы и ошибаетесь. Это и не болезнь вовсе, а просто проламывается стена меж мирами, нашим и потусторонним или параллельным, как нынче говорить в моде, как хошь, так и называй. И стену-то эту прорвать можно только в глубоком похмелье, иначе никак она не дастся. Тут бы учёным-добровольцам всерьёз за это взяться бы надо, а то вишь, спутники в космос запускают, радиограммы звёздам шлют, а что под самым их боком творится и не видят. И контакты-то эти все на самотёк пущены сидят простые похмельные бедолаги и трясутся от страха при виде чудищ всяких да чертей. Вот и взялся бы какой-нибудь учёный, вооружённый знаниями лакать водку неделю без просыпу, а потом не похмеляться, а сидеть и ждать, глядишь дело бы вышло, контакт бы установили! А ты что смеёшься? Всё бы тебе балагурить, а я дело говорю. Всякая чертовщина вокруг нас толчётся, а её кроме бедолаг похмельных никто почитай и не видит вовсе. Вот я тебе про это самое, пока водка ещё в бутылке не усохла растолкую. А уж потом хошь пиши об этом, хошь нет, дело твоё.
Был у меня дружок Васька, бухал он как-то недели две без роздыху. Ну и вот, в последний-то день, когда запасы горькой дома усохли, поплёлся он в магазин, купил родимую, домой вернулся. Поставил её перед собой, огурчик солёный из банки вынул, порезал. Хоть и било его похмелье, а всё ж не торопился, порядок во всём любил. И только примерился из бутылки в стакан плеснуть, откуда ни возьмись, белый шар появился и над столом-то ровнёхонько завис и говорит:
- Пей!
- А я что собираюсь делать? - спокойно ему Васька отвечает не удивился даже откуда, мол, шару-то по человечьи говорящему здесь взяться: не до того было: похмельного, ежели, у него водка-то есть, ничем не удивишь.
Ну, налил он себе сколь положено, выпил, огурчиком закусил, а шар ему говорит:
- Пей ешё!
- А что ж и выпью!
Налил, выпил, закусил. А шар ему снова:
- Ещё пей!
Смотрит Васька, в бутылке-то совсем мало осталось, тут он и взъярился:
- Ах ты, гнида белая, чем же я потом опохмеляться буду? Пошёл ты на хуй!
Ну, шар-то и улетел. Я так думаю: шар этот эксперимент проводил на тему, как люди водку пьют, а потом, может, к следующему забулдыге полетел. А года два назад, с тем же Васькой, другая история приключилась. Пошёл он опохмеляться в рюмочную, выпил стопятьдесят и сразу на улицу, даже до желудка у него ещё дойти не успело и видит: чертенята по деревьям лазают, возятся, шебуршатся там чего-то, кричат. Васька схватил палку и давай по ближайшему дереву колотить, прогнать их, вишь, хотел. А те завопили сразу:
- Он пьяный, он пьяный, нас не поймёт!
И ускакали, как и не было их вовсе. А так если бы он не выпимши был ещё, глядишь и контакт какой-никакой с ними установил. Не любят они с пьяными связываться. Или помочь им чем надо было?
Ну и последнюю историю послушай, это уже с другим произошло, охранником где-то он служил. Пришёл на службу с глубокой похмелюги и на пост сразу, за цельный день так и не принял ничего, чаем отпаивался. Но чай-то от этого разве ж поможет? А к вечеру, когда ворота уже закрыли, бутылку ему ребята принесли, он сразу за телефон, дружку звонить принялся: не любил, вишь, один-то пить, не то что Васька. Ну, друг обещался вскоре притти. Он двери на запор, бутылку под топчан, сам сверху прилёг, собутыльника ждёт. И тут толпа махоньких человечков, не больше десяти сантиметров ростом, набежала. Одеты не поймёшь как, и у каждого дубинки навроде милицейских, тоже, конечно, махонькие. И давай они, человечки эти самые, сторожа дубинками по ногам колотить. Он их от себя отшвыривает, а они снова налетают и злющие, как собаки бешеные. Он от них и так и этак, толку никакого, человечки ещё больше злятся и кричат не по нашему. Шум ужасный, в общем, стоял. А как друг его-то пришёл, в дверь постучал, человечки-то и сгинули.
- Что долго не открывал, спишь? - друг спрашивает.
- Какое там!
И рассказал, как дело было, что с ним произошло.
- Короче выпить надо! - сказал гость и за бутылкой полез, знал, куда сторож её, родимую, прячет обычно.
- Что ты, что ты какой мне пить! - и аж руками от страха замахал, - Выпью, так они, сволочи, снова прибегут! Задирает штанины и показывает голени, а на них синяки мелкие-мелкие. Два месяца после этого не пил, всё человечков этих самых увидеть боялся. А человечки-то, наверняка, хотели его от пьянки отучить, вот и добились своего. А ты говоришь болезнь. Не болезнь это вовсе, а контакт. Откуда по твоему сказки про эльфов да троллей всяких пошли? Вот то-то и оно-то! Не в космос летать надо, а здесь, на Земле, контакт устанавливать. Аппарат там какой-нибудь изобрести, чтобы эту нечисть фотографировать, да пить нескольким учёным недельки две-три без просыпу, глядишь толк-то и будет.
Такая вот чукагековская философия. Древние говорили: "Удивление - начало философии". До недавнего времени я был с этим согласен, пока не услышал утверждение моего семилетнего сына:
- Деда Мороза никакого нет!
Я немного расстерялся: откуда могло прийти к нему это знание? И потому задержался с ответом, а он продолжил:
- И домов нет. Ничего нет.
Не найдя ничего лучшего, я спросил:
- Совсем ничего? А я есть?
- И тебя нет.
Мне стало интересно:
- А ты есть?
- И меня нет. У меня нет ни рук, ни головы, ни ног. Только тело и это ему всё кажется. Ничего нет.
Как вам такие детские размышления? Прямо представления древних индийцев о майе. Несколько позже я выяснил: это Миша придумал от скуки - не найдя лучшего занятия принялся размышлять. Скука - вот что лежит в начале философии.
А вот вам один из примеров моего личного восприятия мира.
По вечерам городские звуки, подчиняясь неведомому инстинкту, собираются в стаи и улетают в небо, редко кто из них остаётся на ночь в одеяле земного притяжения. Они летят ввысь к далёким светилам, леденеют в вечном космическом холоде, становятся хрупкими и, достигнув луны и звёзд, разбиваются о них, падают на землю мелким крошевом. А по утрам рождаются новые звуки: звуки шагов и мётел дворников, сметающих останки вчерашних звуков и мусор в кучи; под лучами раннего солнца льдинки тех звуков оттаивают и разлетаются по своим местам. Иногда они путаются местами и тогда можно услышать в автомобильном шуме рычание злой собаки или в топоте солдатских сапогов по плацу цоканье острых женских каблучков... А может быть это вовсе не инстинкт, а мечта о прекрасном вечерами уводит их в недосягаемые дальние дали, ведь не все же из них улетают...
Мы все смотримся в зеркала. И зеркала эти - другие люди - очень редко отображают нас такими, какими мы себе кажемся или хотим казаться. Мы красуемся перед этими зеркалами, расправляем павлиньи перья, бьём себя по обезьяньи кулаками в грудь, вызывая соперника на бой; в своём внутреннем зеркале отражаем себя сильными и красивыми, богоравными существами. И всегда избегаем зеркал, кажущихся нам кривыми, не поддерживаем с ними боле никаких отношений или же мстим им за что-то, забывая о пословице: "Нечего пенять на зеркало, коли рожа крива". А в итоге кривыми-то получаются как раз наши с вами, извините за выражение, рожи, скорченные неудачно. Вместо того, чтобы обратить внимание внутрь, мы выглядываем наружу и удивляемся: "Я же такой пригожий, я прав, почему они этого не видят, не понимают моей хорошести?". Все диалоги, диспуты на тему "Why is why в этой жизни" обречены на провал: каждый человек - замкнутая система, вещь в себе со своим собственным восприятием мира. Мы можем разрушить представления других о жизни, кажущиеся нам неправильными с точки зрения высоты нашей собственной колокольни, но никто никогда из спорщиков (я имею в виду ярых спорщиков-обывателей) не задумывался: а что же потом произойдёт с личностью, у которой порушены жизненные критерии, установки; победители уходят с этих пепелищ с торжествующе поднятыми знамёнами, а побеждённые... Каждому своё: триумфаторам - упивание собственной значимостью и величием, другим - горечь и уныние на развалинах внутреннего мира... Но есть и хрустальные чистые зеркала - дети, юные души, не засоренные грязью, так называемого, правильного взрослого мира, и женщины, не играющие по правилам жестокого мужского мира, не приемлющие приоритетов "золотого тельца", провозглашённого кумиром современного мира, не принимающие внешней привлекательности материального достатка, застилающего горизонты духовного мира. Когда-то давно знакомые называли меня дамским угодником. Они это осуждали, а я - жил как жил и сейчас пытаюсь жить в ладах со своей совестью, по своим собственным критериям правильности и неправильности. Сейчас, на пороге третьего тысячелетия, я решил собрать в этой книге свои мысли о мире, о месте человека в нём, будь то мужчина или женщина. Я наделал бумажных кукол, сначала думал для забавы, но пришло время юмору уступить место серьёзности и игры закончились, по крайней мере на время, меняю на куклах шутовские костюмы арлекинов на одежды гамлетов; с Автора же, самой главной Бумажной Куклы сниму последние оставшиеся на нём одежды и он предстанет перед вами голым и беззащитным, даст волю своим чувствам (этого я от него не ожидал!). В этой книге последнюю точку надеюсь поставить 31 декабря 1999 года и больше над ней не работать.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
off
Re: off
no subject
no subject