![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Бумажные куклы (3)
БУМАЖНЫЕ КУКЛЫ, часть 3 (много текста).
Начало здесь: Бумажные куклы Начало
А теперь время вернуться к другому барану, то бишь туалету.
Мне до сих пор интересно, хотя и живу уже в новом доме, какой дурак додумался врыть его в центре двора, прямо напротив нашего палисадника? Или это была чья-то изощрённая воля, некто из начальства в давние годы захотел вытравить вонью жителей двора? Но советских людей так просто не проймёшь!
Летом одного недавнего года, наш сортир облюбовали педерасты, онанисты и сексуальные извращенцы. Приходилось, в буквальном смысле слова их палками оттуда выколачивать.
Помню, вышел я как-то на кыльцо покурить и, только удобно устроился на скамейке, бежит соседка Рая:
- Вадик, в туалете опять педик заперся!
А для неё педиками были все представители трёх названных мною категорий и, надо сказать, запершись, они могли просидеть часами. Мне как-то стало интересно и я засёк время: мужчина интеллигентного вида с бородкой, в очках, в красивом чёрном костюме, с "дипломатом" провёл в нём около пяти часов; из его кабинета доносился ритмичный шум плевков с периодичностью звучания примерно пятнадцать секунд. Вы можете спросить: а если он собиратель граффити и делал зарисовки? На это я отвечу: хотя и была обширной наша настенная живопись, но часа для срисовывания хватило бы за глаза. Написав это я подумал: а вдруг, он был писатель и искал вдохновение? Всякое бывает, я же вот вдохновился этой темой...
В ответ на соседский клич "бей педиков!", я взял в руки палку и, подойдя к сортиру, пнул по нему ногой с криком:
- Пошёл на хуй!
Тут из второй кабинки выскочил пионер, испуганно застёгивающий штаны:
- Дядя, вы чего?!
- Да я не тебе! - и снова пнул по полусгнившим доскам с тем же самым криком и это увенчалось успехом: из другого отсека вывалился обтрёпаный мужичонка лет пятидесяти, и мы с Раей, не сговариваясь, заорали в унисон:
- Пошёл на хуй, пидар ёбаный!
Мужичонка ничего на оскорбление не ответил и засеменил к воротам, скромно опустив глаза. Рая ещё что-то кричала ему вслед, но дословно я уже не вспомню, да и ни к чему это. Тот день был особенно урожайным на педиков; жаркое солнце, что ли, на них повлияло?
Вскоре, после этого инцидента, ко мне пришёл Алексей и мы обосновались в палисаднике, мирно покуривая и попивая пиво. Краем глаза, я заметил, что в сортир вошёл парень лет семнадцати, провёл он там не много времени, ровно столько, сколько среднестатистически люди справляют большую нужду (сколько конкретно, я не считал, можете, если вам это интересно, произвести необходимые замеры времени и вывести искомую величину), подошёл к нам и попросил через частый реечный заборчик синего цвета, отгораживающий мой палисадник от дворовой территории:
- Дайте пожалуйста мыло, руки помыть.
В тот миг я не подумал ничего плохого, а только поразился его чистоплотности: обычно, посетители нашего белого дома, стрелой улетали со двора после аудиенции, забывая о правилах личной гигиены. Заходила как-то одна чистюля. Лишь открыла дверь и заглянула внутрь, её словно бы взрывной волной вынесло, и долго она блевала у ворот, оперевшись рукой о пилон. Помню, я тогда даже специально заглянул в туалет, для уяснения: что же её так сильно поразило. И не увидел ничего странного и необычного: ну, насрал кто-то у порога, не в силах дойти до очка; ну, навалили двое мимо лунки - не всем же быть снайперами; ну, лежат в ржавом ведре без ручки, вместе с использованными по назначению газетами, кровавые "О.В." и "Oldays"; ну, носовой платок под ногами, такой же окровавленный; ну, рисунки на стенах с анатомическими подробностями, заляпанные говном и спермой, прижжённые сигаретами; ну, объявления сортирной службы знакомств (мне всегда хотелось знать: откликается на них кто-нибудь или нет?) больших и малых форм (о написанных "хуях" и прочем я уж и не говорю); ну, бутылка из под водки на перекладине у левой стены с надетым на горлышко пластиковым стаканчиком (педики выпивали и возбуждались, но чем они закусывали?); ну, лужица блевотины с плавающим в ней использованным презервативом; ну, чёрные жирные мухи роятся, радостно пожужукивая; ну, детёныши их копошатся на небольшой глубине, в пузырящейся от жары жиже. Чего же она-то так распереживалась? Или готовилась стать сверхженщиной и у неё вот-вот должны были отрасти крылья? Недоумению моему не было границ...
Короче, дал я тому парню обмылок, а он, вместо того, чтобы пойти к колонке, снова уединился в сортире и вышел оттуда уже минут через пятнадцать:
- Дайте, пожалуйста, нож. - он уже ничего не пытался объяснить, просто просил.
Я вынес нож, которым ничего нельзя было практически резать, даже хлеб и протянул юноше; молча он принял мой дар и снова удалился в отдельный кабинет.
Надо ли говорить что я был страшно заинтриговаан и даже на некоторое время забыл о пиве! Мне было жутко интересно узнать: что можно в нашем туалете сделать с ножом и мылом?
На сей раз он провёл в уединении минут тридцать, и ему никто не мешал: соседняя дверь ни разу не открылась. И эти полчаса мы провели с Алексеем, рассуждая об изобретателях и их нелёгких судьбах и, так вот гедонизируя, прихлёбывали пиво. Потом, краем глаза, я заметил идущего к нам изобретателя, у него был такой несчастный вид, словно только что произошла вселенская трагедия; он подошёл к моей калитке и что-то тихо нечленораздельно тоскливо промямлил. Мне было лень вставать и я громко переспросил:
- Что?! - надеясь на такой же громкий и внятный ответ.
Но он прозвучал ещё тише и жалостливее. Алексей, добрая душа, не выдержал и подошёл к нему:
- Что-что?
До меня донёсся лёгкий шелест слов, произнесённых интонацией, способной разжалобить гранитную глыбу и она, эта глыба, долго бы рыдала, источая реки слёз, и всё мироздание, всё сущее было бы затоплено этими солёными потоками. Но глыбы там не было, а были я и Алексей, и я услышал интимные, не мне предназначенные слова:
- Пойдём, поебёмся...
У меня в голове мелькнуло сразу два образа: первый, безумный, как Лёша и этот парень ебутся в нашем сортире среди говённых куч, как трясутся заляпанные дерьмом стены от их неистовых фрикций, как в апофеозе рушатся ветхие стены, как съехавшая шиферная крыша падает набок и открываются взорам прохожих два обнажённых гиганта мужской любви, ебущий и ебомый, и одежда их, сорванная в порыве страсти, валяется на тёмных кучках, но им, титанам секса, нет ни до чего дела; и второй, реальный, как Лёша долго и нудно объясняет этому юнцу, почему он не может с ним ебаться, а тот, в ходе объяснений, всё больше и больше будет убеждаться, что Алексей педик и домогательства станут всё активнее и активнее, и придёт он к окончательному выводу, что ебля с Алексеем в засраном толчке вполне исполнимое дело...
Всё это мною подумалось очень быстро и, не успел ещё Алексей рта раскрыть, как я заорал:
- Иди на хуй! - примечая краем глаза местоположение любимой палки.
Юноша, обидевшись, снова удалился в зал заседаний, а мне было лень приводить ему веские аргументы, почему он должен покинуть территорию нашего двора. Как ни в чём ни бывало, мы продолжили безмятежно попивать пиво и мне представлялось, как этот парень сейчас в соритире стоит раком и трахает сам себя в задницу намыленным пальцем. Мне было очень любопытно: как же эта ситуация разовьётся дальше, если ни я, ни Алексей, ни моя палка не будем принимать в ней участие.
Но жизнь и вправду оказалась величайшим сценаристом и режиссёром, и создала такой сюжет, что я честно говоря до сих пор сомневаюсь - если бы я про это сочинил, додумался бы до этого или нет?
Итак, на сцене появился четвёртый участник, ещё один педик (разве это не гениально?), с кошкой на руках. Он очень нежно её гладил и, видимо, предвкушал наслаждение от неистовых кошачьих сортирных ласк, глаза его светились счастьем. Я неоднократно уже прогонял этого педика со двора, но он всё время возвращался; с опаской оглядываясь по сторонам, стрелой влетал в сортир. Но сейчас он не озирался, не торопился, крылья похотливой страсти к животному величаво несли его к белому дому. Я не хотел его прогонять, я следил за развитием сюжетной линии спектакля, поставленного жизнью. Я представлял радостную встречу двух педрил, их еблю в сортире, и радовался исполнению их желаний. "Пусть" - думал я - "потрахаются в нашем туалете, никому от этого хуже не станет. Ни к кому приставать ведь не будут, отсосут друг у друга и всё..." - так я благодушествовал, но мои мечты оказались пустыми: завидев один другого, они ломанулись в разные стороны, кошка вырвалась и вскочила на забор.
А самое смешное: жизни-режиссёру был по хуй принцип системы Станиславского - если в первом акте на стене висит ружьё, то во втором оно непременно даже не должно, а просто обязано выстрелить. Это я к тому, а что же с ножом, куда подевался нож, как-никак он был реквизитом и во втором акте, разыгравшемся вечером, не выстрелил, а кошка, вот, убежала ещё днём. И мне до сих пор интересно, нож-то, он зачем был нужен? Занятие любовью с кошкой я ещё могу представить, а с ножом как? Самый настоящий театр абсурда.
Во втором акте я уже не принимал участия: ни как зритель, ни как участник - меня не было дома и всё здесь описанное было рассказано мне Раей. Несколько часов спустя, тот же самый пиздюк, предлагавший Алексею любовные утехи и небо в алмазах, объявился на заднем дворе у колонки, в зарослях американского клёна. Продолжительные поиски великой голубой любви, успехом не увенчались и он возомнил себя педофилом и, дождавшись, когда во дворе никого, кроме четырёхлетнего Раиного сына не осталось, вышел на сцену в образе великого друга всех детей, совершенно не думая о том, что мать может в окно следить за ребёнком. Рая, естественно, тут же выскочила на улицу. В этот момент по двору проходил пацанёнок, лет двенадцати, с соседнего двора, и она тихо ему шепнула: позови, мол, ребят постарше, скажи: тётя Рая зовёт. Пацан убежал, а она подошла к педику и минут десять тёрла ему уши, пока наши гопники не подоспели...
Дальше, я думаю, рассказывать не стоит - сами додумаете. И вот что примечательно: этот юный педик, живущий, как выяснилось, где-то у чёрта на рогах, снова объявился в нашем дворе, прикрывая синяки чёрными очками...
И я не перестаю поражаться: одни люди блюют при виде белых домов, а другие находят в них чувственное и эмоциональное наслаждение.
Непонятна и многообразна человеческая сущность, много неразгаданных тайн таит она в себе...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Начало здесь: Бумажные куклы Начало
А теперь время вернуться к другому барану, то бишь туалету.
Мне до сих пор интересно, хотя и живу уже в новом доме, какой дурак додумался врыть его в центре двора, прямо напротив нашего палисадника? Или это была чья-то изощрённая воля, некто из начальства в давние годы захотел вытравить вонью жителей двора? Но советских людей так просто не проймёшь!
Летом одного недавнего года, наш сортир облюбовали педерасты, онанисты и сексуальные извращенцы. Приходилось, в буквальном смысле слова их палками оттуда выколачивать.
Помню, вышел я как-то на кыльцо покурить и, только удобно устроился на скамейке, бежит соседка Рая:
- Вадик, в туалете опять педик заперся!
А для неё педиками были все представители трёх названных мною категорий и, надо сказать, запершись, они могли просидеть часами. Мне как-то стало интересно и я засёк время: мужчина интеллигентного вида с бородкой, в очках, в красивом чёрном костюме, с "дипломатом" провёл в нём около пяти часов; из его кабинета доносился ритмичный шум плевков с периодичностью звучания примерно пятнадцать секунд. Вы можете спросить: а если он собиратель граффити и делал зарисовки? На это я отвечу: хотя и была обширной наша настенная живопись, но часа для срисовывания хватило бы за глаза. Написав это я подумал: а вдруг, он был писатель и искал вдохновение? Всякое бывает, я же вот вдохновился этой темой...
В ответ на соседский клич "бей педиков!", я взял в руки палку и, подойдя к сортиру, пнул по нему ногой с криком:
- Пошёл на хуй!
Тут из второй кабинки выскочил пионер, испуганно застёгивающий штаны:
- Дядя, вы чего?!
- Да я не тебе! - и снова пнул по полусгнившим доскам с тем же самым криком и это увенчалось успехом: из другого отсека вывалился обтрёпаный мужичонка лет пятидесяти, и мы с Раей, не сговариваясь, заорали в унисон:
- Пошёл на хуй, пидар ёбаный!
Мужичонка ничего на оскорбление не ответил и засеменил к воротам, скромно опустив глаза. Рая ещё что-то кричала ему вслед, но дословно я уже не вспомню, да и ни к чему это. Тот день был особенно урожайным на педиков; жаркое солнце, что ли, на них повлияло?
Вскоре, после этого инцидента, ко мне пришёл Алексей и мы обосновались в палисаднике, мирно покуривая и попивая пиво. Краем глаза, я заметил, что в сортир вошёл парень лет семнадцати, провёл он там не много времени, ровно столько, сколько среднестатистически люди справляют большую нужду (сколько конкретно, я не считал, можете, если вам это интересно, произвести необходимые замеры времени и вывести искомую величину), подошёл к нам и попросил через частый реечный заборчик синего цвета, отгораживающий мой палисадник от дворовой территории:
- Дайте пожалуйста мыло, руки помыть.
В тот миг я не подумал ничего плохого, а только поразился его чистоплотности: обычно, посетители нашего белого дома, стрелой улетали со двора после аудиенции, забывая о правилах личной гигиены. Заходила как-то одна чистюля. Лишь открыла дверь и заглянула внутрь, её словно бы взрывной волной вынесло, и долго она блевала у ворот, оперевшись рукой о пилон. Помню, я тогда даже специально заглянул в туалет, для уяснения: что же её так сильно поразило. И не увидел ничего странного и необычного: ну, насрал кто-то у порога, не в силах дойти до очка; ну, навалили двое мимо лунки - не всем же быть снайперами; ну, лежат в ржавом ведре без ручки, вместе с использованными по назначению газетами, кровавые "О.В." и "Oldays"; ну, носовой платок под ногами, такой же окровавленный; ну, рисунки на стенах с анатомическими подробностями, заляпанные говном и спермой, прижжённые сигаретами; ну, объявления сортирной службы знакомств (мне всегда хотелось знать: откликается на них кто-нибудь или нет?) больших и малых форм (о написанных "хуях" и прочем я уж и не говорю); ну, бутылка из под водки на перекладине у левой стены с надетым на горлышко пластиковым стаканчиком (педики выпивали и возбуждались, но чем они закусывали?); ну, лужица блевотины с плавающим в ней использованным презервативом; ну, чёрные жирные мухи роятся, радостно пожужукивая; ну, детёныши их копошатся на небольшой глубине, в пузырящейся от жары жиже. Чего же она-то так распереживалась? Или готовилась стать сверхженщиной и у неё вот-вот должны были отрасти крылья? Недоумению моему не было границ...
Короче, дал я тому парню обмылок, а он, вместо того, чтобы пойти к колонке, снова уединился в сортире и вышел оттуда уже минут через пятнадцать:
- Дайте, пожалуйста, нож. - он уже ничего не пытался объяснить, просто просил.
Я вынес нож, которым ничего нельзя было практически резать, даже хлеб и протянул юноше; молча он принял мой дар и снова удалился в отдельный кабинет.
Надо ли говорить что я был страшно заинтриговаан и даже на некоторое время забыл о пиве! Мне было жутко интересно узнать: что можно в нашем туалете сделать с ножом и мылом?
На сей раз он провёл в уединении минут тридцать, и ему никто не мешал: соседняя дверь ни разу не открылась. И эти полчаса мы провели с Алексеем, рассуждая об изобретателях и их нелёгких судьбах и, так вот гедонизируя, прихлёбывали пиво. Потом, краем глаза, я заметил идущего к нам изобретателя, у него был такой несчастный вид, словно только что произошла вселенская трагедия; он подошёл к моей калитке и что-то тихо нечленораздельно тоскливо промямлил. Мне было лень вставать и я громко переспросил:
- Что?! - надеясь на такой же громкий и внятный ответ.
Но он прозвучал ещё тише и жалостливее. Алексей, добрая душа, не выдержал и подошёл к нему:
- Что-что?
До меня донёсся лёгкий шелест слов, произнесённых интонацией, способной разжалобить гранитную глыбу и она, эта глыба, долго бы рыдала, источая реки слёз, и всё мироздание, всё сущее было бы затоплено этими солёными потоками. Но глыбы там не было, а были я и Алексей, и я услышал интимные, не мне предназначенные слова:
- Пойдём, поебёмся...
У меня в голове мелькнуло сразу два образа: первый, безумный, как Лёша и этот парень ебутся в нашем сортире среди говённых куч, как трясутся заляпанные дерьмом стены от их неистовых фрикций, как в апофеозе рушатся ветхие стены, как съехавшая шиферная крыша падает набок и открываются взорам прохожих два обнажённых гиганта мужской любви, ебущий и ебомый, и одежда их, сорванная в порыве страсти, валяется на тёмных кучках, но им, титанам секса, нет ни до чего дела; и второй, реальный, как Лёша долго и нудно объясняет этому юнцу, почему он не может с ним ебаться, а тот, в ходе объяснений, всё больше и больше будет убеждаться, что Алексей педик и домогательства станут всё активнее и активнее, и придёт он к окончательному выводу, что ебля с Алексеем в засраном толчке вполне исполнимое дело...
Всё это мною подумалось очень быстро и, не успел ещё Алексей рта раскрыть, как я заорал:
- Иди на хуй! - примечая краем глаза местоположение любимой палки.
Юноша, обидевшись, снова удалился в зал заседаний, а мне было лень приводить ему веские аргументы, почему он должен покинуть территорию нашего двора. Как ни в чём ни бывало, мы продолжили безмятежно попивать пиво и мне представлялось, как этот парень сейчас в соритире стоит раком и трахает сам себя в задницу намыленным пальцем. Мне было очень любопытно: как же эта ситуация разовьётся дальше, если ни я, ни Алексей, ни моя палка не будем принимать в ней участие.
Но жизнь и вправду оказалась величайшим сценаристом и режиссёром, и создала такой сюжет, что я честно говоря до сих пор сомневаюсь - если бы я про это сочинил, додумался бы до этого или нет?
Итак, на сцене появился четвёртый участник, ещё один педик (разве это не гениально?), с кошкой на руках. Он очень нежно её гладил и, видимо, предвкушал наслаждение от неистовых кошачьих сортирных ласк, глаза его светились счастьем. Я неоднократно уже прогонял этого педика со двора, но он всё время возвращался; с опаской оглядываясь по сторонам, стрелой влетал в сортир. Но сейчас он не озирался, не торопился, крылья похотливой страсти к животному величаво несли его к белому дому. Я не хотел его прогонять, я следил за развитием сюжетной линии спектакля, поставленного жизнью. Я представлял радостную встречу двух педрил, их еблю в сортире, и радовался исполнению их желаний. "Пусть" - думал я - "потрахаются в нашем туалете, никому от этого хуже не станет. Ни к кому приставать ведь не будут, отсосут друг у друга и всё..." - так я благодушествовал, но мои мечты оказались пустыми: завидев один другого, они ломанулись в разные стороны, кошка вырвалась и вскочила на забор.
А самое смешное: жизни-режиссёру был по хуй принцип системы Станиславского - если в первом акте на стене висит ружьё, то во втором оно непременно даже не должно, а просто обязано выстрелить. Это я к тому, а что же с ножом, куда подевался нож, как-никак он был реквизитом и во втором акте, разыгравшемся вечером, не выстрелил, а кошка, вот, убежала ещё днём. И мне до сих пор интересно, нож-то, он зачем был нужен? Занятие любовью с кошкой я ещё могу представить, а с ножом как? Самый настоящий театр абсурда.
Во втором акте я уже не принимал участия: ни как зритель, ни как участник - меня не было дома и всё здесь описанное было рассказано мне Раей. Несколько часов спустя, тот же самый пиздюк, предлагавший Алексею любовные утехи и небо в алмазах, объявился на заднем дворе у колонки, в зарослях американского клёна. Продолжительные поиски великой голубой любви, успехом не увенчались и он возомнил себя педофилом и, дождавшись, когда во дворе никого, кроме четырёхлетнего Раиного сына не осталось, вышел на сцену в образе великого друга всех детей, совершенно не думая о том, что мать может в окно следить за ребёнком. Рая, естественно, тут же выскочила на улицу. В этот момент по двору проходил пацанёнок, лет двенадцати, с соседнего двора, и она тихо ему шепнула: позови, мол, ребят постарше, скажи: тётя Рая зовёт. Пацан убежал, а она подошла к педику и минут десять тёрла ему уши, пока наши гопники не подоспели...
Дальше, я думаю, рассказывать не стоит - сами додумаете. И вот что примечательно: этот юный педик, живущий, как выяснилось, где-то у чёрта на рогах, снова объявился в нашем дворе, прикрывая синяки чёрными очками...
И я не перестаю поражаться: одни люди блюют при виде белых домов, а другие находят в них чувственное и эмоциональное наслаждение.
Непонятна и многообразна человеческая сущность, много неразгаданных тайн таит она в себе...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
no subject
А вы тоже ходили в тот туалет?
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)